— Ну нет, это сны, а сны, они… — я сбился, вспомнив некоторые свои сны, потом решительно продолжали: — А конкретно с каким-нибудь мальчишкой? — и осекся, поразившись собственной глупости: вот сейчас она скажет, назовёт чьё-то имя… и что мне тогда делать?! А Танюшка тянула; серьёзно размышляла… и вдруг открыла глаза:
— Нет. Олег, — спокойно ответила она, — мне никто не нужен, кроме тебя… Откровенность за откровенность. Олег. А ты думал о других девчонках?
— Нет, — честно ответил я.
И Танюшка ответила тоже:
— Верю.
Подобное зрелище из всех нас наблюдали только я, Йенс и Андрей — в закаспийских степях. Остальные обалдело смотрели вперёд, и на высокой, колышущейся под ветром траве лежали наши длинные тени от бьющего в спины восходящего солнца.
— Вот они, Великие Равнины… — выдохнул Игорь.
У степи не было конца и края. Левее, на юге, лежала цепочка пологих холмов, над которыми вились точки птиц. Больше на всём этом огромном пространстве не было видно ничего живого.
— Тысяча километров пути, — сказала Танюшка, невозмутимо переплетавшая косу. — Дальше горные цепи Кордильер до самого океана.
— К середине лета будем там, у этих Кордильер, — спокойно решил я. — Ну?.. Йенс, Юджин, Димка, Фергюс — давайте в передовой дозор… Пошли!..
…Метёлки трав хлестали по штанам выше колен с мягким шорохом, оставляя на них легко осыпающуюся сухую пыльцу. Мы шли широким строем, косой полосой, в двухстах метрах от маячащего впереди клина дозора. Идти было даже приятно, хоть и не любил я степей.
Степь, конечно, была вовсе не безжизненной. Правильней сказать, она кишела жизнью, хотя эта жизнь была немного нам непривычной, и Сергей, подойдя ко мне, тихо сказал:
— Еду-то как добывать, на кого охотиться?
Спереди режуще засвистели — так свистел Димка. Мы остановились. Димка, отчаянно крутя рукой, другой указывал вправо. Там катилась — и я только теперь ощутил, как плавно, в барабанном ритме, затряслась под ногами земля — катилась в степь бурая волна. Я не сразу сообразил, что это такое, а Андрей ахнул:
— Бизоны!!!
Это в самом деле были бизоны — те, про которых когда-то рассказывал Джек. Неисчислимое стадо лилось из-за горизонта за горизонт. Вокруг раздались выкрики на нескольких языках:
— Чёрт побери!
— Да такая добыча затопчет и не заметит!
— Сколько же их?!
— Такие стада бывают по нескольку сот тысяч…
— Смотрите, пыль из земли выбивают!
— А смотрите, сколько птиц над стадом!
— Ну, тут и поменьше какая-то добыча должна быть…
Сперва мы хотели дождаться, пока это гигантское стадо «схлынет», но, постояв две-три минуты, поняли, что, если это и будет, то к вечеру. Тогда я махнул рукой в сторону холмов. Йенс просигналил, что понял — и повернул…
Между двух холмов росла небольшая рощица, пробивался, стекал вниз по склону, в распадок, убегая по нему, прозрачный ручеёк. Мы добрались сюда, когда уже начало вечереть. Удачно подгадали — как раз пора было разбивать лагерь.
Встал вопрос об употреблении нашего НЗ — сушёного мяса, копчёной рыбы, леваша, сушёных грибов, сухофруктов и муки из камышовых корней. Всё это весило мало, а следовательно, всего этого мы несли много (каждый парень — на 8-10 дней нормального питания, девчонка — на 5–7 дней), но это был именно НЗ, поэтому я обрадовался, когда Йенс подошёл ко мне с аркебузой Таньки и предложил себя в качестве охотника, клянясь, что вернётся с добычей максимум через час. Я кивнул — и вместе с Йенсом испарились Андрей (с аркебузой Линде) и Фергюс (со своей собственной). Рванул было с ними и Димка, но Ленка Власенкова перехватила его и бросила на заготовку дров…
…Мы разбили лагерь на внутреннем склоне холма, где огонь закрывали другие возвышенности. Темнело очень медленно, неохотно, но вместе с темнотой рождались в степи множество странных звуков. Зазвучал ночной хор насекомых в травах. На небе одна за другой зажигались звёзды, между ними застыли в безветрии лёгкие перья облаков — три или четыре на всём небе, и было ясно, что и завтра придёт солнечный день. Когда девчонки начали уже косо на меня поглядывать, а костёр горел вовсю, и к нему подтаскивали последние сучья и охапки хвороста, чтобы хватило на всю ночь — появились наши охотники. Они тащили двух антилоп — ну, во всяком случае, это были существа, похожие на антилоп — и здоровенную, чуть ли не больше антилоп, дрофу. Прибытие экспедиции было встречено шумным одобрением…
…Отблески костра погасли позади, но я по-прежнему слышал шум и не чувствовал себя одиноким. Трава под босыми ногами была уже прохладной, а земля под нею — всё ещё тёплой, прогретой за день… Я вышел на склон холма — третьего от нашего — и, легко взбежав на вершину, остановился.
Почти полная луна заливала равнину серебром. Ковыль катился волна за волной, вперемешку — свет и тень, отчего степь казалась живой, шевелящейся. Ни в одну сторону, сколько хватало глаз, не было видно человеческих огней; на востоке я различил всё ещё видную тёмную стену леса вдоль Миссисипи, из которого мы вышли.
Я вновь повернулся на запад — и, вздрогнув, напрягся — мне показалось, что чуть ниже по склону стоит человек. Но уже в следующий миг я расслабился — лунный свет превратил в человека каменную глыбу, гранитный выход…
Хотя — нет! Не лунный свет. Я подошёл ближе к камню и убедился, что зрение меня не обмануло. Когда-то, очень давно, человеческие руки обработали его. Правда, с тех пор над ним потрудились ещё и солнце, жара, ветер, дождь и холод, но всё равно было видно, что изобразил когда-то мастер.