Путь в архипелаге - Страница 309

309

Я выбил из барабана стреляные гильзы и, дозарядив наган, убрал оружие в кобуру. Вздохнул:

— Ну и слава богу…

…Причаливать пришлось на полкилометра в стороне от того места, на которое мы рассчитывали. Из прибрежных зарослей вышли несколько платибелодонов, воткнулись в ил и с урчанием начали перемалывать какие-то корневища, которые с хлюпаньем извлекали тут же из дна. Они были вдвое длинней плота и в отличие от крокодилов не проявляли стремления вообще ни к какому контакту.

Там, где мы высадились, грязи было по пояс.

В низкое небо смотрят глазницы
Улиц пустых и гулких дворов.
Медленный вихрь листает страницы
Воспоминаний, мыслей и слов.

Не передвинешь — названы сроки,
И не возьмёшь с собой за порог
Писем забытых жёлтые строки
В траурных лентах старых дорог.

Холодно что-то стало на свете…
Всё обретает истинный вид:
Милой улыбки нет на портрете —
Злая усмешка губы кривит.

А ведь когда-то — дальше от края —
Думал, что вечно будешь любим…
Саваном пыли след заметает
Ветер времени — неумолим.

* * *

— Кувшинки как в той заводи, в Испании, помнишь? — Танюшка поддела ногой воду, брызнула на середину спокойной протоки, в прозрачной толще которой колыхались в такт течению водоросли.

— Конечно, помню, — я стоял по колено в неожиданно тёплой воде, уперев руки в бока. — Вот и кончается наша шестая весна здесь, Тань… Сегодня, по-моему, первое мая. Во всяком случае, май или уже идёт или скоро начнётся.

Вечерело, солнце садилось в тучу, внутри которой что-то угрюмо ворчало и ворочалось. Похоже было, что надвигается действительно весенняя гроза. Но двигалась туча неспешно, и мы с удовольствием гуляли в окрестностях лагеря, который был разбит сразу за переправой. Мы с Танюшкой уже нахохотались, почему-то начав вспоминать смешные случаи из первого нашего года здесь и, успокоившись, спустились к этой тихой заводи, в которой плавали кувшинки.

Танюшка вошла в воду. Её штаны тоже были подвёрнуты, куртка полностью расшнурована, и я этим не замедлил тут же воспользоваться, глядя Таньке в глаза. Танюшка, тоже посматривая на меня — с усмешкой — позволила моей руке путешествовать по её телу.

— Ну? — поинтересовалась она через какое-то время.

— Что «ну»? — удивился я.

— Дальше что?

— А что?

— Да ничего, — Танюшка подалась чуть вперёд и укусила меня за ухо. Довольно сильно, у меня вырвалось:

— Ау!!!

— Да, — подтвердила Танюшка и тяпнула меня ещё раз, сильнее. — Ну? Ты долго ещё будешь валять дурака?

— Может, лучше валять дурочку? — осведомился я, стягивая куртку с её плеч. — Ты не знаешь, где тут ближайшая ду… ай, Тань, хватит!

Она укусила меня в третий раз и шепнула в самое ухо:

— Ну так принимайся за дело…

Мы неспешно, со вкусом, раздели друг друга — этот процесс сам по себе вещь весьма приятная (у нас как-то раз было, что Танюшка «дораздевала» меня до того, что я кончил ещё «до начала»). Спешить в самом деле было некуда — вечер принадлежал нам, никто не будет искать… Танюшка, увлекая меня, опустилась на траву, улыбаясь счастливо и рассматривая меня. Я коротко улыбнулся в ответ, потянулся к ней, но Танюшка удержала меня:

— Погоди, дай я ещё на тебя посмотрю… сядь. Да, если в этом мире есть счастье, то я его получила, и это счастье — ты…

— Они жили долго и счастливо и умерли в один день, — тихо сказал я. — Это про нас, Тань… Иди сюда…

— Подожди, я сейчас повернусь… делай так, только не спеши…

Тело Танюшки под моими ладонями то твердело, как сталь, то таяло и плавилось, словно масло. Я чувствовал, что она готова, но и правда не спешил, пока не ощутил — всё, больше не могу. Танюшке, похоже, тоже было невтерпёж — она подавалась мне навстречу, глаза ошалело посвёркивали.

— А-а-а! — вырвался у неё крик, когда это началось. Что она выкинет во время наших с нею игр, предугадать заранее было невозможно — вот на этот раз она начала материться, выплёвывая до того сложно построенные структуры, что в другое время я бы ужаснулся. Но сейчас мне было не до этого. Я даже не замечал, что трава ранит мне бок и руку при каждом судорожном движении. Танюшка, выгнувшись, как дикая кошка, укусила меня в плечо, потом в шею и, не отрывая от неё лица, застонала вибрирующе:

— Этттоо… вес… нааа… — услышал я её задыхающийся, ликующий голос. — Ещё… ррррррааААА!!! — и снова полился мат такой отборности, что листья вокруг должны были пожелтеть, свернуться в трубочки и осыпаться.

«Ещё раз» у меня не получилось — меня выгнуло последний раз, я вскрикнул, окаменел, потом обмяк. Голова гудела и ехала с дребезгом. Танюшка смотрела сквозь меня слепыми глазами. Потом моргнула, выдохнула и съехала на траву рядом со мной.

— Фу, — выдохнула она, вытягивая руки над головой. — Хо-ро-шо… хотя и не совсем.

— Извини, — я провёл пальцами вокруг её сосков, — не удержал… А ты слышала сама, как ругалась?

— Не-а… — сонно ответила Танюшка, замирая на траве. Я несколько секунд смотрел в район её уха, потом спросил, запинаясь:

— Тань… а тебе никогда не хотелось… с… с другим мальчишкой?

Не открывая глаз, Танюшка улыбнулась:

— Вообще-то мне один раз снилось, как меня сразу трое… представляешь?

Я обалдело приоткрыл рот, потом прыснул, представив себе эту картину — почему-то она была не оскорбительной и не страшной, а смешной. Просмеявшись, я серьёзно спросил:

309