— Джек? — переспросил я, и Танюшка, немного помолчав, сказала, отвечая на мой невысказанный вопрос:
— Олег, он очень хороший. Знаешь, он один не верил, что ты погиб. Или делал вид, что не верил, чтобы меня подбадривать… И ещё у нас новенькие есть, сам увидишь.
— Да, я гляжу — новостей впереди полно, — заметил я. — Опа!
Мы снова оказались на берегу, но на этот раз было видно, откуда поднимается дым — словно бы прямо из вершины холма. В какой-то сотне метров от нас сидел на льду рыбак, и я с замирающим сердцем понял, что узнаю его со спины — это был Олег Крыгин. Танюшка закричала, подпрыгивая на месте прямо с лыжами:
— Оле-ег! Олег! К нам Олег вернулся!!!
Крыгин обернулся. Брови поехали вверх, нижняя челюсть — вниз, и, упустив удочку, мой тёзка со всех ног рванулся, проваливаясь в снег и скользя по наледям, вверх по косогору, оставив на льду несколько крупных рыбин.
— Чувствую, нас ждёт тёплая встреча, — заметил я, осторожно спускаясь на лёд. Мы и до лунки не успели добраться — откуда-то, словно из-под земли, выметнулась галдящая толпа и лавиной покатилась в нашу сторону. Впереди бежал Вадим.
— Береги бока, — уже совершенно обычно, весело и ядовито, бросила Танюшка.
Я не мог уснуть. Наверное, от жары. Смешно — последние три месяца я ночевал в снегу и вот теперь не получалось уснуть на топчане в почти настоящем доме, хотя устал я страшно. Вместо того, чтобы отдыхать, я лежал, заложив руки под голову и смотрел в огонь, пляшущий в очаге посреди жилища.
На этот раз пещеру найти не удалось, и моим друзьям пришлось потрудиться. Надо сказать, получилось неплохо. Они углубили, выровняли и выложили плетёнками естественный котлован на вершине прибрежного холма, перекрыли его брёвнами и выложили сверху дёрном — получилась классическая большая полуземлянка, в центре которой сложили очаг. Теперь у отряда было тёплое, просторное и надёжное жилище. Почти дом.
Мы легли всего полчаса назад, хотя было уже утро фактически — ночь напролёт шёл общий разговор. Сперва говорили все — точнее, орали все, потом рассказывал я, потом — все остальные вместе, потом — все остальные по очереди, потом снова рассказывал я, потому что за воплями не расслышали половину… Правая рука и плечи у меня болели — от пожатий и хлопков, и я толком не мог поверить, что всё-таки среди своих. К концу разговора я только и мечтал — лечь и уснуть.
И вот пожалуйста.
Я сел. Посмотрел на Танюшку, спящую рядом, легонько провёл ладонью по её волосам и услышал, как она вздохнула, не просыпаясь.
— Кажется, я и правда на месте, — прошептал я и, тихо спустившись с топчана, подсел к огню. Джек, подбрасывавший в огонь полешки, поднял на меня глаза:
— Не спится?
— Риторический вопрос это называется, — вздохнул я. И быстро спросил: — Не рад, что я вернулся?
— А это называется — глупый вопрос, — равнодушно отозвался Джек. — Не волнуйся, Олег. Я когда-то поклялся тебе. Этого достаточно. Можешь мне поверить — твоему возвращению рады все.
Я кивнул и, обернувшись вполоборота, начал по кругу осматривать спящих мальчишек и девчонок, задерживая взгляд на «новеньких», с которыми так ещё и не познакомился толком, но кое-что уже узнал про них.
Лёнька и Лидка Смагины. Близнецы, им по четырнадцать лет, и они правда «новенькие», совсем. Русоволосые, сероглазые, высокие, худощавые, очень похожие. Им, пожалуй, повезло больше, чем их оригиналам, потому что они попали сюда из московского подпольного публичного дома… Да-а, что-то совсем неладненько на исторической родине…
Линде Скольвен. Пятнадцатилетняя датчанка, ставшая уже здесь девчонкой Видова. Типичнейшая северянка, пришедшая в отряд вместе с Яном Франтой, своим ровесником-поляком. До этого они были в одном отряде, разбитом неграми в Швейцарии.
Димка Юрасов, четырнадцатилетний русский мальчишка, друг Фергюса, прибившийся к нашим ещё на Кавказе, пока искали меня…
Итого — пятнадцать парней, десять девчонок…
— Я не спросил, где наш «Большой Секрет»-то? — спохватился я. В самом деле — забыл поинтересоваться… Джек улыбнулся:
— Отстаивается у Лаури в Гибралтаре… Да, Тиль пропал.
— Как?! — вскрикнул я. Джек вздохнул:
— Да так… Поплыл куда-то в Америку — и с концами… Да ничего, может, ещё вернётся…
— Может быть, — вздохнул я. Джек помолчал и, снова — низачем — бросив в огонь полено, сказал:
— Ещё кое-что. Серёжка Земцов обосновался в двух неделях пути к северу от нас.
— Сергей?! — снова вскрикнул я. Джек наклонил голову:
— Да. Мы даже виделись несколько раз. Ему про тебя рассказали.
— Да. Конечно. Ясно, — пробормотал я. И потёр виски ладонями: — Ну что ж, мне надо будет сходить с ним повидаться.
— Повидайся, — согласился Джек. — А потом что будем делать, Олег?
— Потом? — я встал на ноги. — Потом — посмотрим. Ну а сейчас я пойду спать, и дело с концом.
— Похоже, что дело-то только начинается, — сказал Джек.
Почти две недели уже я пробирался по заболоченным лесам вдоль кромки морского залива, поглотившего здесь Псковское, Чудское и Ладожское озёра, а с ними — большую часть Ленинградской области. Я шёл на север вдоль правого берега Волхова, превратившегося здесь в цепь болот и, судя по времени, подходил к Онежскому озеру, на берегах которого и должен был найтись Сергей.
Потеплело, прежних морозов уже не было, хотя я и двигался прочь от тепла. Это, кстати, было не к лучшему — верхний слой почвы плыл, лыжи частенько шли плоховато, и я выбирал гребни, высотки, где снег был подходящим. В солнечные дни с таких высоток лес впереди и за спиной серебристо посвёркивал десятками острых огоньков — солнечные лучи дробились о поверхность множества болотец.