Путь в архипелаге - Страница 200

200

Деда Мазая мы не увидели, зато здорово побеспокоились — не снесло ли наш когг к чёрту в Средиземку. Выяснилось, что нет, и очень скоро я уже почти огорчился, что он уцелел.

Плотник-то из меня был никакой, это да. Но выяснилось, что для спуска когга на воду нужно копать котлован с отводным каналом.

Естественно, для этого нельзя было отвлекать квалифицированную рабочую силу. И так же естественно, что копать котлован пришлось неквалифицированным нам.

Это было убийство. Правда, песок сам по себе не промёрз и копался легко. Но копать его деревянной лопатой — это совершенно новое ощущение. я думал, что набить мне на руках мозоли — это задача практически невозможная. Конечно, таких мозолей, как у Лаури от весла, у меня не было, но попробуйте несколько лет подряд постоянно держать в руке шпагу и убедитесь, что даже уголь, положенный на ладонь, вас не сразу обожжёт…

Мозоли появились к вечеру первого дня.

Утром второго дня я подумал, что весьма опрометчиво назвал когг «маленьким». Вы не пробовали вырыть» окопчик» для автопоезда КаМАЗ самодельной деревянной лопатой?

Не пробуйте. Это долгий и трудный подвиг идиота. Даже если идиотов несколько.

Наши «корабелы» офигели от радости при виде новой игрушки. Михель ещё не оклемался толком, но всё равно притаскивался на откос, сидел на солнце и временами пытался отдавать распоряжения, из-за чего Иван начинал с ним спорить — сперва тихо и робко, но постепенно переходя на повышенные тона и взаимные обвинения, в результате чего разнимать их приходилось Джеку. Уж он-то самообладания не терял.

Помимо рытья котлована приходилось ещё работать по мелочам — например, притащить из леса мачтовую сосну, и ещё одну, из которой начали вытёсывать новое перо руля. Для поддержания бодрости духа я пытался ощутить себя Петром I на Воронежских верфях. Членушки, не получалось. В голову лез только Федька-Умойся-Грязью из романа «Пётр I», подневольно пахавший на строительстве Санкт-Петербурга.

Вечером я валился в спальник, как подрубленный. Это был плюс…

…Работы кончились на шестой день после их начала. На этот раз около котлована, в котором лежал когг, собрались все. Было солнечно, довольно тепло и вообще очень, как бы сказать, весенне; продолжали орать птицы. Несколько человек — я на этот раз был свободен — под руководством Джека раскапывали перемычку.

— Ой, я чего-то волнуюсь, — призналась Ленка.

— Тебе-то чего волноваться? — осведомилась Ирка. Разговор девчонок продолжения не имел — наши «чернорабочие» брызнули в стороны, и в котлован как-то сразу хлынула, неся с собой плитки льда, зеленоватая вода Средиземки.

Джек, весело дыша, подошёл ко мне. Я впервые видел у англичанина на лице такую улыбку и, внезапно испытав острый прилив дружеских чувство, обнял его за плечи:

— Доволен, Путешественник?

— Он ещё должен подняться, — Джек озабоченно следил за тем, как вода заполняет котлован, а когг уже начинает покачиваться.

— Поднимется, — карие глаза Ивана тоже весело блестели, — всё правильно сделано… Смотрите, начинает вставать!

Действительно, мачта, почти лежавшая на песке, отчётливо пошла вверх. И, не успел я отметить этот факт, как когг вдруг резко рванулся на днище, мачта описала дугу… и корабль встал на дне всё ещё продолжающего заполняться водоёма, поднимаясь вместе с водой.

Крепкий. Крутобокий. Наш собственный.

Дружным воплем радости разметало и закружило птиц. В воздух полетели не только головные уборы, но ещё краги, а следом — Джек, Иван и даже Михель, которого качали очень аккуратно, но с энтузиазмом. Олег Крыгин добрался до кормы, закрытой плетёнкой, а Ленка, прицелившись, с истошным воплем метнула в борт глиняный сосуд с заранее приготовленным пойлом из каких-то ягод, заорав:

— Нарекаю тебя — «Большой Секрет»!

Олег сбросил щит-плетёнку, открывая им самим вырезанные из бука и прибитые на корму буквы названия. Потом, переваливаясь по ходящей под ногами палубе, пошёл к мачте и взялся за фал. Значительно посмотрел на нас.

— Тихо! — заорал я. — Да тихо же! — и, подтянувшись, выхватил из ножен палаш, отдавая салют.

Вразнобой, но решительно засверкали обнажаемые клинки. Олег, вскинув лицо вверх, вздохнул (видно было, как резко поднялась и опустилась его грудь) и начал медленно перебирать фал руками.

Вверх поползло белое полотнище с алым разрывчатым колесом свастики. И я почти не удивился, услышав сильный, звонкий и торжественный голос Игорька Басаргина:

...

— Торопится время, бежит, как песок…
Незваная Гостья спешит на порог.
Мороз обрывает с деревьев наряд,
Но новые листья из почек глядят!

И я, уже не прислушиваясь ни к чему и не обращая ни на что внимания, подхватил, задыхаясь от странного чувства, неожиданно стеклянным голосом:

...

— Доколе другим улыбнётся заря —
Незваная Гостья, ликуешь ты зря!
Доколе к устам приникают уста —
Над жизнью тебе не видать торжества!

И только краем уха уловил — поют все.

* * *

— Олег, проснись!

— Гос-по-ди-и!!! — заорал я, вскакивая. — Да как же вы мне надоели!!!

Вокруг поднялись несколько голов. Физиономии были недовольными.

— Ты чего орёшь? — спросила голова Андрюшки Соколова, прежде чем рухнуть обратно.

Снаружи, кажется, было ещё почти темно. Меня будил Ясо. Волосы у него мокро блестели. Он что-то начал говорить, но от волнения по-гречески, и я уловил только «море», «доска», «человек»…

200