— Здесь стоит жить только ради острых ощущений.
— Тебе их не хватает?! — изумился я. Лаури пожал плечами:
— Нет. я хочу использовать отпущенные мне годы на полную катушку. Так, чтобы к моменту, когда придёт срок покинуть наш мир, я бы успел устать. Тогда не так печально будет уходить… Знаешь, Олег, — он оперся локтем на борт и повернулся ко мне, — я рад, что ты возвращаешься. У меня такое чувство, что мы ещё не раз встретимся. А таких, как ты, должно быть побольше. Тогда ниггерам будет не так уютно… Между прочим, помнишь Хайме Гонсалеса?
— А, испанец? Хороший фехтовальщик… Помню, а что?
— А ничего. Твой конкурент. Негров кидает через себя сотнями и объявил Реконкисту. Хороший парень, хоть и испанец.
— Да все мы хорошие парни, — усмехнулся я.
Пусть опять дожди и холодный ветер —
Он уходит прочь от тепла и света.
«Не спеши! Постой! Погоди немного!»
Но зовёт его
Дальняя дорога…
Что же ты ищешь, мальчик-бродяга,
В этой забытой богом стране?
Что же тебя всё манит куда-то?
Что ты так ясно
Видел во сне?
А куда идёт — он и сам не знает.
Видно уж судьба выпала такая.
Значит, снова дождь и знакомый ветер —
И опять один
Он на целом свете…
Но пока горит огонёк надежды —
Нет конца пути для него, как прежде.
Значит — всё же есть мир мечтаний зыбких,
Значит, кто-то ждёт
И его улыбки?..
— По-ка-а-а!!! — пронзительно прокричала Танюшка, ухитряясь подпрыгивать на лыжах и крест-накрест размахивать над головой руками. Нечего было удивляться, что на драккаре, казавшемся отсюда лежащей на воде аккуратной моделькой, услышали. Во всяком случае, снизу проревел, отдаваясь эхом в прибрежных скалах, рог. Мы с Вадимом тоже помахали, хотя нас едва ли видели оттуда.
— Интересно, в нашей пещере кто-нибудь живёт? — спросила Танюшка, поправляя капюшон.
— Не знаю, — пожал плечами Вадим. — Олег, ты серьёзно хочешь завернуть к чехам?
— Серьёзно, — кивнул я, поддёргивая лямки вещмешка. — Я так и не сказал ничего княгине Юлии о судьбе её брата. И ни с кем не передал.
— Ничего особенного в ней нет, — на мой взгляд, ни к селу, ни к городу, но с претензией объявила Танюшка, скатываясь вниз по склону в распадок.
— Ревнует, — хмыкнул Вадим. Я, кстати, уже знал, что он сошёлся с Иркой Сухоручкиной и, по его словам, у них всё было в порядке. — А Юлия и правда красивая.
— Красивая, — согласился я, собираясь с духом, чтобы съехать по склону. — Только мне-то, дружище, никто, кроме Таньки, не нужен…
… - А вот от этого места мы заманивали негров, — весело сказал Вадим, — помнишь?
— Ещё бы не помнить, — я созерцал за полосой заснеженного поля, прорезанного несколькими тропками, подъём к чешской крепости. Ветра не было, падал редкий медленный снег, но флаг над скалами был виден хорошо. Около начала подъёма стояли несколько человек. Они смотрели в нашу сторону — наверное, видели нас и пытались решить, кто мы такие.
Рука Борислава — левая — была на перевязи.
— Две недели назад, — пояснил он, — явились на побережье негры. Мне перерубили руку.
— Кто-нибудь живёт в нашей пещере? — я отрезал пластину окорока, придвинул хлеб.
— Нет, пусто, — Борислав налил себе настоя. По пещере поплыл приятный запах лета. — Прошлой зимой — да, жили. Тоже русские, но мы близко не сошлись. Так…
— Я жалею, что принёс известие о гибели брата Юлии, — церемонно, но искренне признался я. Борислав поморщился:
— Нет, всё хорошо… Ей тяжелее было думать, что её брат в рабстве… Так куда вы идёте?
— К устью Марицы, на побережье Эгейского моря, — объяснил я. — Лаури нас добросил бы и туда, но я хотел повидаться с вами.
— Спасибо, — кивнул Борислав, и мы довольно долго просто ели, рассматривая один другого внимательно и благожелательно. Я думал, что Борислав мне несомненно симпатичен, а вот друзьями мы стать бы не смогли никогда — уж слишком мы разные. Во взгляде Борислава я читал то же самое. И, собственно, поэтому нам просто не о чем было говорить. Он не мечтал, как Лаури, о дальних походах и не стремился к каким-то разгадкам, как я. Он просто нашёл хорошее место и защищал его и людей, ему доверившихся.
Я бы так не смог. Я пробовал — и не смог. Но я уважал его выбор и его мужество.
— Вот такие дела, князь, — сказал он. Я пожал плечами:
— Я больше не князь.
— Будешь, — он снова отпил из кружки. — Я же вижу.
— Сплошные пророки кругом, — я поднялся. — Мы заночуем, а утром пойдём дальше, хорошо?..
…Танюшка уже спала — только сонно подвинулась, когда я влез под лёгкое меховое одеяло, да ещё что-то буркнула, пихнувшись локтем, пока я устраивался. В коридоре кто-то прошёл, послышался вопрос: «Идёшь завтра на охоту?», заданный по-немецки. Потом засмеялась девчонка, лязгнул клинок, кто-то ругнулся по-чешски (уже в отдалении).
Жизнь продолжалась. Я вдруг ощутил глубочайшее удовлетворение от окружающего, от мысли, что больше не буду очищать с клинков пятна ржавчины…
Некогда будет им ржаветь, я думаю.
Танюшка за спиной застонала и быстро, неразборчиво произнесла какую-то фразу. Потом резко повернулась и села, сбросив на меня свой край одеяла и вытаращив глаза.
— Олег, — быстро, негромко и неприятно позвала она.
— Я тут, — отозвался я и услышал, как Танюшка шумно выдохнула, а потом сразу легла.
— Хорошо, — сказала она. — Мне страшный сон приснился… Всё возвращается на круги своя…