Путь в архипелаге - Страница 150


К оглавлению

150

Сергей догнал меня.

— Не уйдём с ранеными, — сказал он. Вместо ответа я спросил:

— Где остальные? Остальные живы?

— Не знаю, — помотал головой Сергей. — Я не видел.

— Танька где?

— Не видел, я говорю!.. Олег, не уйдём мы с ранеными.

— Так что же — бросать их?! — огрызнулся я. Под курткой у меня текла кровь Игоря, текла в штаны, текла по ноге, в сапог…

— Олег, — сказал Игорь, и я наконец-то посмотрел, что у него с лицом. Голова у него была разрублена наискось, череп расколот, а вторая рана обнажала в рассечённом левом плече лёгкое, пузырящееся розовой пеной. — Хватит, положи меня. Всё кончено. Я отыгрался.

Врать я уже не мог. Да и не хотел, да и нечестно это было. Я просто тащил его, но Игорь вдруг потяжелел ещё сильней и попросил:

— Олег, не мучай меня. Очень больно.

И повис совсем. Окончательно, только ещё дышал — с хрипом, с клёкотом.

— Умирает, — сказал я и потащил его в сторону с тропки, в кусты. — Сергей, дальше, веди дальше!

— А ты?! — он кусал губы.

— Я останусь с ним, потом нагоню… Мотайте отсюда! Сергей, не сходи с ума — уходи, я догоню!..

…Я втащил Игоря под вывороченные корни. Он опять пришёл в себя и, нашарив мою руку, сказал:

— Темно… Олег, Ирка остаётся одна…

— Всё будет нормально с ней, — пообещал я. — Я клянусь.

— Как обидно, — на губах Игоря лопнул кровавый пузырь, он широко зевнул. По дороге пробегали негры, но я это слышал как-то очень-очень отдалённо, словно всё это меня не касалось.

— Что остаётся от сказки потом —

После того, как её рассказали? — спросил Игорь.

Потом он умер.

…Я догнал наших примерно через километр. Но негры догнали их ещё раньше. Кажется, Колька совсем ослабел, а остальные не бросали его до последнего.

В общем, я метров за двести увидел, как Сергей пятится перед десятком, не меньше, негров — они не спешили нападать, потому что на тропе по пути Сергея лежали уже три или четыре трупа. Ленка прикрывала Сергею спину с рапирой наперевес.

Чуть ближе ко мне Колька, держа топор в левой, тяжело отмахивался от негров, наседавших на него и отрезавших его от остальных. Олька, прижатая к кустам на обочине, вращала корду в обеих руках, рубя с потягом.

Я опоздал… Колька завязил свой топор в основании шеи одного из негров, не смог — с левой — быстро его выдернуть… Ассегай ударил его в бок — под вытянутую руку. Колька отпустил топор, схватился за ландскетту, его ударили в спину, и он упал. Уже на бегу я увидел, как он, приподнявшись, всадил выхваченный левой рукой охотничий нож в ступню одного из чёрных.

Каким-то невероятным усилием Олька пробилась к лежащему, раскидав негров — и, встав над ним, отчаянно рубила кордой. В неё начали бросать толлы, и я, не добежав каких-то двух десятков шагов, увидел, как она закачалась и, осыпаемая ударами клинков, упала, прикрывая Кольку своим телом.

Наверное, их изрубили бы в куски, но тут я, наконец, добрался до негров. Они очень увлеклись, поэтому я прикончил троих раньше, чем они опомнились — одному снёс руку с плечом, второму перерезал горло дагой, третьему всадил палаш между лопаток — и тоже не не сразу освободил лезвие.

Ятаган раскроил мне левое плечо и грудь под ключицей. Ликующий вопль захлебнулся — дага вонзилась в орущую пасть негра, скрежетнув о позвонки. Замахнувшийся топором схлопотал пинок в живот — такой, что его унесло в кусты, а в следующий миг я, в приседе крутнувшись волчком, подсёк коленки ещё одному и вывалил ливер другого ему же под ноги. Третьего я отоварил в висок кулаком с зажатой в нём рукоятью даги — он свалился без писка.

Потом я метров пятьдесят гнался за убегающими неграми, почему-то не догнал — и, остановившись, обнаружил, что у меня в правом бедре торчит толла. Лезвие ощутимо скреблось о кость, и я, вырвав толлу, вскрикнул и выругался.

Ленка старалась остановить кровь, хлеставшую из раны в боку у Сергея. Какой-то негр уползал, пачкая за собой траву кровью и поносом, в кусты. Я догнал его и, наступив на спину, рывком за спутанные жёсткие волосы переломил ему позвоночник. Потом подошёл к нашим.

Олька была мертва. Это я понял сразу — в горле у неё торчала толла, это не считая всех остальных ран. Я оттащил её в сторону — правая рука слушалась плохо, её окатывали волны боли, от которых мутилось в глазах, а земля начинала казаться толстым слоем резины.

Олька напрасно пожертвовала собой. Серые глаза Кольки равнодушно и внимательно смотрели сквозь меня куда-то… не знаю — куда. Может быть — туда, куда уходят все окончившиеся сказки?

Я нагнулся ниже — закрыть ему глаза. И упал в глубокую-глубокую яму, откуда меня вытащил Сергей — он волок меня, как я недавно Игоря, а одновременно бил по щекам свободной рукой.

— Пусти, я сам пойду, — прохрипел я, с удивлением обнаружив, что сам несу свой палаш, хотя руку ощущаю плохо. Я кое-как был перевязан, сам Сергей — тоже. Идти, впрочем, мне не хотелось. После того, как за полчаса на моих глазах погибли трое моих друзей, мне хотелось умереть, только как-нибудь так, чтобы не прилагать к этому усилий… и не очень больно, потому что и так уже хватит боли…

Я волокся куда-то сквозь эту боль, как сквозь густой, горячий, приторный кисель. И ненавидел себя за то, что я ещё жив, когда все мертвы, что у меня не хватает духу вонзить дагу себе в сердце, так легко и просто — ещё чуточку боли, а потом — покой и тишина…

— Сергей, убей меня, — попросил я его. Он выругался и покосился на меня дико.

Потом я увидел Танюшку. Она вышла навстречу из-за кустов, а следом ещё кто-то, и ещё — и ещё несли носилки, на которых лежала Кристина, я узнал её сразу.

150