Путь в архипелаге - Страница 11

— Да я забыл, что мы… Может, и есть.

— Олег, а почему мы ушли с опушки? Кого ты увидел?

— Никого, — равнодушно отозвался я. — Просто не хотел торчать там. На всякий случай. Не сами же по себе те ребята погибли?

— Ну, это давно было… — успокоено протянула Танюшка. — А вот интересно — откуда тут англичане? Или они американцы?

— Или кто угодно, говоривший по-английски, — дополнил я. — Кто их знает, откуда. Мы тут вообще ничего не знаем.

— Завтра дойдём, Олег? — спросила она. Я пожал плечами:

— Ну, сорок миль завтра кончатся точно. А там посмотрим — знать бы ещё, что мы ищем?

— Ход домой, что же ещё? — твёрдо и уверенно удивилась Танька.

Меня просто убила эта её уверенность. Даже ответа не нашлось, да я его и не искал. Разве что мне подумалось, что разочарование Танюшки при такой уверенности будет тяжёлым. Вдруг она его не перенесёт?! Чокнется, или ещё что…

— Тань! — вырвалось у меня.

— Что? — спокойно удивилась она, отряхивая ладонь о джинсину.

— Да ничего, — так же спокойно ответил я. — Просто — Тань-нь-нь… Колокольчик звенит, слышишь?

Она почему-то смутилась — опустила голову, стрельнула зелёными искрами из-под волос. Сказала:

— Хватит тебе. Ты что, в любви признаёшься?

Теперь уже я опустил глаза. И, рассматривая куртку у себя на груди, ответил:

— А если так? То что?

— Да ничего, — Танюшка поворошила угли в костре. — А помнишь, как первого июня мы были в Чутановке, у Вадима на даче?

— Когда вечером разожгли «пионерский» костёр, и я у тебя спрашивал, не больно ли кусаются комары? — усмехнулся я.

— Очень тактично и участливо спрашивал, — уточнила Танюшка. — Видимо, тебе это доставляло удовольствие? — я кивнул и получил в лоб веточкой, а девчонка продолжала: — Но я не про это… И не про костёр… Помнишь, как мы шли со станции? И ты ухитрялся одновременно поддерживать меня под руку, отгонять комаров, тащить на себе свой и мой рюкзаки, опираться на деревянную шпагу и трепаться со мной?

— Помню, — кивнул я, действительно с удовольствием вспоминая эти совсем недавние события. — А ребята вечером напали на нас из-за кустов…

— Придурки, — сердито вставила Танюшка, — я так испугалась… И ты с ними дрался и всех заколол.

— Их и было всего трое, — уточнил я.

— Всё равно… Было так… — она покрутила рукой в воздухе, — по-настоящему…

— Я на будущий год могу выиграть первенство город-район по рапире, — сказал я. — Ты придёшь за меня болеть?

— Конечно приду, — закивала Танюшка. Я приподнялся на локтях:

— Тань, а это правда, что ты говорила про школу? Что ты перешла в нашу школу?

— Правда, конечно, — она смотрела на меня через огонь, и я не мог различить выражения её глаз. Странно. Огонь должен освещать. Но он прячет, делая лица одинаковыми. Около огня невозможно разглядеть, какое у человека выражение глаз, улыбается он, или насмехается… Но сейчас я знал, что Танюшка говорит правду.

— А почему, Тань? — тихо спросил я. И подумал, что мы уже долго знакомы. И много раз уже сидели вот так у самых разных костров. Но такого разговора у нас ещё не было. — Почему ты так решила?

— Потому что… — она замялась и жалобно попросила: — Не надо, Олег, я же всё равно…

Я увидел — даже в свете костра! — как она побагровела. И засмеялся от внезапно заполнившего меня — как ситро заполняет кружку! — пузыристого, шипящего чувства радости. Причём для этой радости у меня не было ни слов — ни даже мыслей.

— Знаешь, я удивился, когда ты согласилась идти к нашим, — вместо продолжения разговора сказал я. — Думал, ты испугаешься.

— Как Ленка Власенкова? — вспомнила Танюшка. — Ленка потом помнишь рассказывала, что сперва как к нам в штаб попала, хотела сразу удрать. Думала — притон какой-то… Нет, я сразу сообразила, что и ребята и девчонки у вас хорошие… А вот я удивилась когда знаешь что? Когда ты к нам домой пришёл. До сих пор не знаю, как ты мой адрес разыскал?

— В клубе собачников, — признался я. — Твоего Черныша там хорошо знают… Туда-то я пришёл, а вот около твоего дома минут сорок ходил. Если бы мне твой отец открыл, я бы, наверное, сбежал.

— А открыла я, — задумчиво сказала Танька. — Знаешь, Черныш, наверное, не ест. Он не любит, когда меня долго нет.

— Кузя тоже, — вспомнил я своего пса. Танюшка засопела. Серьёзно так, с претензией на слёзы, и я поспешил попросить: — Тань, может быть, ты споёшь опять?

— Ты меня отвлечь хочешь, — вздохнула она. Я кивнул:

— Ага. И сам хочу отвлечься, угадала. Спой какую-нибудь нашу.

— Сейчас, — она села прямее и склонила голову набок… Но прежде чем начать петь — сказала вдруг:

— Помнишь, как твой Сергей говорит? «Насильно слушать у костра враньё никого не заставишь — это не у телевизора…» Слушай, Олег.

В школьное окно смотрят облака,
Бесконечным кажется урок,
Слышно, как скрипит
Пёрышко слегка
И ложатся строчки на листок.

Первая любовь, юные года,
В лужах голубых — стекляшки льда…
Не повторяется,
не повторяется,
не повторяется такое никогда…

Песенка дождя катится ручьём,
Шелестят зелёные ветра…
Ревность без причин,
Споры ни о чём —
Это было будто бы вчера.

Мимолётный взгляд удивлённых глаз
И слова — туманные чуть-чуть.
После этих слов
В самый первый раз
Хочется весь мир перевернуть.

Первая любовь, снег на проводах,
В небе — промелькнувшая звезда…