— Ты цела? — спросил я через плечо.
— Да, — выдохнула Танюшка. — Я знала, что ты придёшь.
— Не бойся, всё будет хорошо.
— Я знаю.
К нам подходили со всех сторон — мальчишки-прибалты, держа в руках оружие. Лица у них были… ну, что там объяснять.
— Дурная шутка у тебя вышла, Марюс, — стараясь говорить ровным голосом, обратился я к их вождю. — Ну что? Приказывай расстрелять нас из арбалетов.
Марюс поднимал на ноги мотающую головой Райну. Особого раскаянья я не ощущал, но был рад, что не убил её.
А ещё — приходило удивление, что у меня всё получилось. И непонимание — ёлки-палки, а как у меня это получилось?! Как в кино.
Только вот счастливого конца, похоже, всё-таки не будет. Если не считать… да, если не считать, что я — с Танюшкой.
Меч был легче моего палаша, короче и шире, а рукоятка — какая-то неудобная. А, неважно… Я ощущал почти нетерпение — скорей бы нападали, что ли…
Они медлили. Скорей всего, мои решительные действия произвели на них впечатление, никто не хотел попасть под меч первым.
И Марюс одним точным движением перекинул свой меч в руку. Раскрутил его. Сделал короткий жест левой рукой. А потом широкими шагами пошёл ко мне сквозь раздавшееся кольцо своих людей.
Верный друг — вот седло!
В путь — так вместе!
Верный друг — вот весло!
В путь — так в путь!
Пуля спела — что ей за дело,
Какой у песенки конец?!
Похоже, друг попал
На тот весёлый бал,
Где пляшет сталь, поёт свинец!
Наши души морям и суше
Возражают в часы разлуки —
Эта детскость — конечно, дерзость,
Но не чаем души друг в друге,
А стало быть,
а стало быть,
а стало быть — вперёд!
Добрый гений от приключений
Когда же молодость сберёг?!
В любые времена
Дуэль всегда одна:
Иль благородство — иль порок!
Мал наш опыт — но конский топот
Отличаем от честной скачки!
Взором свежим — авось отрежем
Грязь от правды, а ложь от сказки,
А стало быть,
а стало быть,
а стало быть —
вперёд!
Верный друг — вот седло!
В путь — так вместе!
Верный друг — вот весло!
В путь — так в путь!
Из одиннадцати парней и восьми девчонок восемь и шесть соответственно были русскими. Ещё один парень и одна девчонка были сербы, двое других парней — австриец и чех, ещё одна девчонка — датчанка.
Их команды, группы, отряды, племена, компании погибли в схватках с неграми в разное время и в разных местах (австриец кочевал по белу свету одиннадцатый год!), а они сами прибились к Лешке Званцеву. Вадим ещё в пути начал догадываться, что поморский мальчишка тут главный.
Лагерь был разбит на холме — умело, со знанием дела и — как заметил Вадим — с расчётом на оборону. Постовых не наблюдалось, но, попав внутрь, гости поняли, что подходы к холму видны отовсюду.
Собрались все. «Местные» девчонки с интересом посматривали на парней, особенно на невозмутимого Северцева. Мальчишки оценивающе сравнивали оружие. Вадим, кстати, заметил, что на распорках у костровой ямы висят… доспехи. Явно самоделковые, но внушительные — кожаные куртки из сшитых или склёпанных слой на слой толстых полос, деревянные или костяные наручья, шлемы из жёстко выдубленной кожи…
— Помогают? — спросил Сморч у такого же рослого и крепкого, как он сам, парнишки. Тот пожал плечами:
— Да в общем да…
Они тут же отошли в сторону, ведя оживлённый разговор об оружии и доспехах.
Меню оказалось не хуже и не лучше, чем то, к которому успел привыкнуть Вадим. Точно так же пожаловались на отсутствие хлеба, но одна из девчонок добавила, что на Кубани есть поля с дикой пшеницей и рожью. Кто-то добавил, что есть они и в других местах. А кто-то настаивал даже, что есть группы, которые имеют настоящие поля, «культурные».
— Это на одном месте жить надо, — усмехнулся Лешка. — Мы такого не любим, да и мало кто любит.
Потом она рассказал вопреки своим же словам, как два года назад они были в Голландии, где на островах посреди болот живут около сотни человек. В основном — голландцы, но есть и другие; им тоже предлагали остаться. Парнишка-чех — лет тринадцати, очень курносый и черноволосый, но с ярко-синими глазами — рассказал, что он со своими друзьями (они были уроженцами Ческе-Будейовице и попали сюда во время турпохода по Шумаве) тоже пытался устроиться на постоянное место жительства в родных местах, но зимой на них напали негры.
— Они и зимой воюют?! — неприятно поразился Вадим. Чех кивнул:
— Да, и они неплохо одеты…
Потом он добавил, что в то утро все его друзья погибли, а он сам был ранен. Негры сочли его мёртвым, спокойно пояснил чех, нагнул голову и показал чудовищный шрам слева на шее. А потом его — уже обмороженного и почти умершего от потери крови — нашли Йово и Званка, сербские ребята, пробиравшиеся с юга. Они его выходили, а весной присоединились к русским уже втроём.
— Ну что, сегодня заночуете у нас, — предложил Лешка, — а завтра отправимся делегацией к вам.
— От нашего стола — вашему столу, — со смехом добавил кто-то.
Вадим хотел уже было согласиться, но с вершины одного из дубов вдруг раздался режущий разбойничий свист. Все повскидывали головы — гости только теперь заметили, что там среди веток надёжно устроился почти невидимый снизу часовой. Он махал рукой куда-то на север.
— Горит! — крикнул он, свешиваясь вниз и не опуская руки. — Горит!
— Ты ловкий, — Марюс остановился в трёх шагах от меня. — Но это тебя не спасёт. И девчонку твою не спасёт. Но её мы теперь убьём не сразу. Да и тебя тоже, чтобы ты послушал, как она будет орать.