— Кто там стреляет?
Ответ был ещё более странным. Из-за дубов впереди мягко и бесшумно выступил человек, одетый в грязновато-зелёную кожу — куртка, шнурованная на груди, узкие штаны, сапоги с отворотами, маска с отверстиями для глаз. На поясе висели длинный кривой нож и длинная шпага. Над плечом поднимались оперения стрел, в руках незнакомец держал средней длины полунатянутый лук со стрелой, смотревшей в землю — впрочем, в том положении, из которого оружие можно легко вскинуть и тем же движением выпустить стрелу.
— Дальше ни шагу, — грубоватым мальчишеским баском сказал зелёный незнакомец. — По крайней мере — пока не выясним, как и что.
— Эй, ты русский?! — обрадовался Вадим. Он ощутил боком, что Север плавно спустил в ладонь метательный нож. Если что — не факт, удастся ли лучнику выстрелить: эта мысль тоже успокаивала. Но Вадиму не хотелось бы, чтоб до этого дошло — тем более, что парень тоже мог быть не один.
— Русский, русский, — кивнула маска. — А вы, я вижу, тут недавно? Это ваш дым был около заброшенной башни?..
Тропка оказалась довольно хорошо утоптана и вообще производила впечатление часто используемой, не звериной, а вполне человеческой. Мы двигались по ней, если честно, совершенно дебильно — мы с Танюшкой с левого края, Колька — посредине и чуть впереди, Арнис — сзади; каждый сам по себе, в сущности, уже приучив себя к мысли, что нас ждёт приятная встреча с соотечественниками. Даже Арнис оживился — для него впереди находились соотечественники вдвойне…
…До сих пор не знаю, что же спасло Кольку. По всем параметрам засады он должен был получит аркебузную пулю в голову, в висок — но вместо этого камешек ударил его в правое плечо, и мы услышали его крик одновременно со щелчком спущенной тетивы.
И, как обычно бывает в таких ситуациях — я мгновенно увидел то, чего раньше в упор не замечал: фигуру мальчишки в кустах. Лицо не различалось в тени, но я видел, как он, одной рукой взводя аркебузу, другой подносит пулю к зарядному отверстию…
— Танюшка, назад! — яростно крикнул я, бросаясь вперёд и выхватывая палаш — между нами было метра три всего и, начни я расстёгивать кобуру нагана, он бы пристрелил меня в упор. — Арнис, прикрой её!
Мыслей сразу стало как-то много, но они не мешали друг другу. И что я так и не переделал кобуру удобнее; и что Танюшку я зря взял с собой; и что Колька не сможет стрелять из ружья с пробитым плечом; и что напавших на нас тут может быть много, — а главное, было недоумение: почему они на нас напали, не за негров же приняли?!
Мальчишка не успел зарядить оружие. Он поднял лицо — загорелое, но со светлыми глазами — и, что-то беззвучно крича, бросил аркебузу в меня. Я уклонился, а когда выпрямился — он уже выскочил из кустов, держа в левой руке большой, чуть изогнутый «по-ятаганному» нож, а в правой — короткий широкий меч. Распахнутая настежь джинсовая куртка мальчишки была надета на голое тело.
Первый рубящий удар едва не вышиб у меня из руки палаш; одновременно нападающий попытался достать меня ножом. Я отскочил, левой выхватывая дагу. За моей спиной кричали и лязгала сталь — да, этот парень не один, но мне некогда было даже оглянуться. Однако, какое-то внезапно вспыхнувшее чувство заставило меня нырнуть чуть в сторону — и короткий широкий нож, свистнув у моего уха, ушёл в кусты, срезая ветки. Но я и тут не смог оглянуться — оскалив зубы, мальчишка рубил крест-накрест, держа нож в опущенной левой руке — чуть наотлёте и остриём вверх. В глазах у него была такая ненависть, что я даже не возмутился, а удивился — за что?! Но мне уже не казалось, что это дуэль, как с немецким конунгом. Это была настоящая схватка, как с неграми — только опасней в сто раз…
Он в самом деле ударил ножом — я поймал выпад дагой и попытался вывернуть вражеское оружие, но не получилось — мальчишка отскочил.
И всё-таки отскочил он не как фехтовальщик — несобранно. А я атаковал сразу, без отскока, классической «стрелой» — с той быстротой и точностью, которые уже не раз приносили мне победы на спортивных соревнованиях.
Палаш вошёл мальчишке в грудь — точно посередине, над кулаком с зажатым мечом. Конечно, он умер сразу же, стоя — но мне показалось, что он успел вглядеться мне в лицо глазами, в которых ярость сменилась удивлением и тоской. Потом лицо мальчишки исказилось, на приоткрывшихся губах лопнул кровавый пузырь, и палаш вывернулся из моей руки под неживой тяжестью.
Я окаменел. Рот высох, как высыхает вода на раскалённом летним днём железе. Тело мальчишки не упало — завалилось в кусты, удержавшие его на весу, и теперь кусты раскачивались… а мне казалось — убитый пытается встать, подобрать выпавший из руки меч… Палаш торчал у него из груди — кажется, прошёл насквозь, и я почувствовал, как противно дрожат руки при одной мысли, что придётся дёргать оружие обратно.
Я отвернулся — слава богу, что отвернулся! Колька ландскеттой в левой руке бешено отмахивался от противника. Ну а Арнис… чёрт, он лежал ничком на тропинке! А Танюшка — её не было вообще!!!
Держа дагу уже в правой руке, я бросился на помощь Кольке. У его противника был хаудеген — односторонняя шпага с косо срезанным остриём, удивительно, как Колька — с одной рукой и своей короткой ландскеттой — вообще сколько-то против него продержался. Но, увидев меня с дагой, мальчишка прыгнул в сторону, в кусты. Колька тут же сел — по плечу у него, пропитывая одежду, текла кровь.
Я рванулся следом за убегающим, но оглянулся и скрипнул зубами. Арнис начал слабо возиться. Я в голос выругался и бросился к нему: