— Ну, что там, наверху, написано?
— Ничего не написано, — мальком ответил Йенс. — Это, наверху, не руна, а рунная лигатура. Пожелание удачи… И вообще рунами редко писали. Ими обозначали. Это поздний, английский вариант. Думаю, надпись сделана не позже XII века, после этого рунами уже не пользовались… Так. Первая — зорн, рядом с ней — перевёрнутая кен, вместе — близость опасности. Дальше — нид, враждебное внешнее окружение. И последняя — беорк, возможность обмана внешним спокойствием. А тут — повторение всего этого. С обеих сторон. Куда ни кинь, как говорят русские. Странно, что об этих рунах нам не сказали американцы.
— Не заметили или не обратили внимания, — сказала Зорка. — Они, если честно, не произвели на меня впечатления развитых ребят. Наши, из Старого Света, умнее намного… Йенс, ты говоришь, что это писали англичане?
— Тогда ещё скорей англосаксы, — поправил немец, выпрямляясь. — Ну что, недвусмысленное предупреждение.
— Я никого не зову с собой против его воли, — заметил я. — Но сам не сверну. Мне хочется написать на той стороне долины что-нибудь сугубо героическое типа «проверено, мин нет!» Желающие могут идти со мной. Нежелающие — могут идти в обход через скалы, встретимся на той стороне.
Ответом мне было спокойно-презрительное молчание.
Больше всего меня поразило то, что я был не один. Кажется, остальные меня тоже не ожидали увидеть. Во всяком случае Басс смотрел на меня с искренним изумлением. Во взгляде Йенса была просто задумчивость. Танюшка радостно улыбнулась, а Зорка церемонно наклонила голову:
— Ты тоже здесь, князь…
— Вот это да! — вырвалось у меня. — Вы… здесь?!
Я знал, конечно, что видения — это не сны, в которых мы можем увидеть кого и что угодно. Поэтому моё удивление было особенно сильным. Я даже засомневался — может быть, это всё-таки сон?
— Мы здесь, — сказал Йенс. — И давайте не удивляться тому, что видим. Смотрите, нас ждут…
…Из пяти присутствующих я не смог узнать только одну — диковатого вида смуглую синеглазую девушку в овчинной безрукавке, за широким вышитым поясом у которой торчали пара выложенных серебром пистолетов и турецкий ятаган. Они с Зоркой улыбнулись друг другу одинаковыми гордыми улыбками, и я подумал, что это, наверное, сербская юначка, героиня легенд и песен… а может, образ, целиком созданный фантазией Зорки. Девушка сидела на балюстраде, прямо над пропастью, скрестив ноги.
Арагорн тоже сидел на своём обычном месте и в обычной позе. Но рядом с ним, поставив одну ногу на скамью и опираясь на колено локтем, стоял белокурый молодой атлет с лицом, словно вырубленным из гранита, но в то же время красивым и юным, на котором горели ярко-синие глаза. Одетый в кожу и мех, он из всего оружия имел только крылатый шлем на светлых волосах и длинный тяжёлый меч с простой рукоятью — на поясе. «Зигфрид, советник Йенса,» — понял я. Привалившись к одной из угловых колонн, на нас весело смотрел русокудрый плечистый молодец в белоснежной рубахе с вышитым воротом, падающий с одного плеча алый плащ оттопыривал меч, на другом боку висели гусли. Сперва мне показалось, что я вижу артиста Столярова, но потом я сообразил, что это не Столяров, конечно, а Садко, которого Столяров играл в старом кино — и, как ни странно, это советник Басса. И наконец, сидела отдельно ото всех на скамье, широко расставив ноги и положив ладони в латных перчатках на размашистую крестовину меча, одетая в поддоспешную кожу девушка с коротко и неровно подстриженными каштановыми волосами и пристальным, неприятным даже взглядом светло-серых глаз.
...
«Барабана тугой удар
Будит утренние туманы,
— вспомнил я, —
...
Это скачет Жанна а'Арк
К осаждённом Орлеану…»
— и, изумлённо посмотрев в сторону Танюшки, наткнулся на её улыбку и кивок. Несколько секунд я уважительно-удивлённо смотрел на свою девчонку…
— Чем вызвана эта коллективная встреча? — поинтересовался Йенс, поднимая руку вверх в ответ на приветствие Зигфрида.
— Вы вступаете на опасный путь, — сказал Арагорн.
— На путь великого подвига, — возразил Зигфрид.
— Почему ты решил идти через эту долину? — довольно резко спросил Арагорн, не обратив внимания на эту реплику и глядя мне прямо в лицо. Вопрос как всегда помог мне самому разобраться в своих желаниях:
— Я хочу приключений, король. Хочу, чтобы о нас пели: «Вот, они прошли долину, где жил Вендихо — и тот отступил перед ними!»
— Это их orlogs, — сказал Зигфрид, — их судьба. Они не могут иначе, и это хорошо.
— А вы знаете, что есть Вендихо? — спросила Святая Жанна. Я заметил, что советники говорят обо всех, но обращаются прямо только к своим подопечным.
— Он что? — Танюшка быстро облизнула губы. — Он не кто?
— Нет, — усмехнулся Садко. — Вендихо — вся эта долина, и у него много лиц. Даже ваши лица есть среди них. А есть и такие, в которые лучше не глядеть вовсе, чтобы сохранить рассудок.
— Они не повернут, к чему уговаривать? — пожала плечами юначка, вновь улыбнувшись Зорке. — Пусть идут. За славой и честью.
— Кто-нибудь проходил эту долину? — тихо спросил Басс, до сих пор молчавший.
— Проходили, — кивнул Садко. — Но это было давно. Очень давно. Когда люди даже ваших лет гнули волей стальные столбы, вышибали ворота городов своим именем и рвали цепи на куски приказом…