Путь в архипелаге - Страница 195

195

А то, что придётся потом платить,
Так ведь это ж, пойми, потом!
…Аллилуйя, аллилуйя,
Аллилуйя (потом!)
Но зато ты узнаешь, как сладок грех
Этой горькой порой седин,
И что счастье не в том, что один за всех,
А в том, что все, как один!
И ты поймёшь, что нет над тобой суда,
Нет проклятия прошлых лет,
Когда вместе со всеми ты скажешь: да!
И вместе со всеми: нет!
И ты будешь волков на земле плодить
И учить их вилять хвостом!
А то, что придётся потом платить,
Так ведь это ж, пойми, потом!
…Аллилуйя, аллилуйя,
Аллилуйя (потом!)
…А что душа? Прошлогодний снег!
А глядишь, пронесёт и так!
В наш атомный век, в наш каменный век
На совесть цена — пятак!
И кому оно нужно, это добро,
Если всем дорога — в золу?!
Так давай же, бери, старина, перо
И — вот здесь — распишись в углу!..
…Тут чёрт потрогал мизинцем бровь
— И придвинул ко мне флакон,
И я спросил его:
— Это кровь?
— Чернила! — ответил он.
— …Аллилуйя, аллилуйя,
— Чернила! — ответил он.

* * *

Я лёг поздно — можно было даже сказать, что уже утро. Поэтому вполне законным было моё возмущение, когда меня начали тормошить — и выяснилось, что всего полседьмого, а проспал я едва полтора часа.

«Начинается, — подумал я. — Водрузил на себя Шапку Мономаха, поздравляю…» Вслух я вежливо спросил:

— Какого чёрта надо?

— Олег, — будил меня Басс, — вставай. Тут к тебе человек приполз.

— Ты что, заболел? — осведомился я, садясь на топчане. Около огня сидел незнакомый мне парнишка… нет, знакомый, только я не помнил, откуда его знаю. Парнишка грел над пламенем руки и улыбался. Лицо слева у него было поморожено.

— Ты меня не помнишь? — спросил он по-немецки. — Я Мюлле. Мюлле Френкель.

— Мюлле! — я почувствовал, что тоже улыбаюсь. — А, конечно, мы же бегали вместе — ты меня обогнал, тогда, ну, на Малее, да!

— Точно, — Мюлле улыбался ещё шире. — Это я.

— Погоди. Постой, — я встал, начал разыскивать в полумраке сапоги-унты. — Что ты здесь делаешь?!

— Я не один, — Мюлле встал и перестал улыбаться. — Меня послал Андерс, наш фюрер. У нас девятнадцать мальчишек, мы ночуем в лесу, километрах в пяти от опушки. Мы готовы вам помочь — ударить утром с тыла по неграм.

— Так, — я затягивал ремни унтов. — Ты шёл один?

— Да, меня никто не заметил, — Мюлле принял из рук Зорки котелок с настоем вереска, кивнул благодарно. — Я немного поморозился, но это ничего… Мы шли мимо на нашу вторую зимовку, на Дунай. Ну и… — он присосался к котелку, потом передохнул и продолжал: — До света я ещё успею вернуться. Что передать фюреру?

— Да что тут… — начал Басс, но я взглянул на него, и он умолк.

— Но это правильно, — согласился я. — Вот что, Мюлле. Допивай — и давай обратно. Во-первых, конечно, поблагодари Андерса за помощь. А во-вторых — во-вторых, когда будете готовы, подайте сигнал.

— У нас есть рог, — торопливо сказал Мюлле, отставив котелок. — Мы затрубим в него перед атакой.

— Да, — кивнул я. — Тогда мы тоже атакуем.

— Негров лучше гнать в ту сторону, — я увидел, что Вадим тоже на ногах. — Там вдоль Марицы идёт овраг, заросший буреломом. Сейчас там доверху снега.

— Я передам, — согласился Мюлле, надвигая капюшон. — Ну, я пойду, а вы готовьтесь.

— Осторожней, — сказал я ему уже в спину. Басс пошёл проводить. Я посмотрел на Вадима и со вздохом продолжал: — Буди остальных. Всех.

— Не выспался? — понимающе спросил он.

— На том свете отосплюсь, — я потянулся за бригантиной.

— А мы на каком? — ошарашил меня вопросом Вадим.

Я не нашёлся, что ответить.

* * *

...

— Два дубочка вырастали рядом,
Между ними тонковерхая ёлка.
Не два дуба рядом вырастали,
Жили вместе брата два родные…

У Зорки был хороший голос и, по-моему, она сама толком не замечала, что напевает, ровными движениями брусочка песчаника затачивая свою корду. Мне не хотелось останавливать её пение, тем более, что песня по-сербски звучала очень красиво — я невольно и с грустью вспомнил Кристину… Но потом я всё-таки подал голос:

— Можешь не стараться. У меня есть правило: девчонки идут в бой только тогда, когда другого выхода просто нет.

Зорина медленно подняла на меня глаза и свела брови — красивые, длинные и тёмные:

— Что? — прищурила она один глаз. — А ты знаешь, как я стреляю?

— Наверное, хорошо, — я пожал плечами. — Но это ничего не меняет.

Несколько секунд мы мерялись взглядами. Потом Зорина отвела глаза… и я перехватил над плечом, отклонившись, брошенный мне рукоятью в лоб охотничий кинжал.

— Ай-ай, — с насмешкой сказал я, перебрасывая оружие ей обратно. — Вот тут ваша вещь… Пока нас не будет — расспроси о наших правилах кого-нибудь из моих девчонок.

— У тебя гарем? — она убрала кинжал.

— Ну что ты, — улыбнулся я, — мне хватает Танюшки. Кстати, можешь как раз с ней и поговорить.

Повернувшись спиной, я зашагал к мальчишкам, скопившимся у баррикады, но через два шага повернулся и добавил:

— А поёшь ты очень хорошо.

Я ещё издалека заметил, что на меня смотрит Раде. И, когда я подошёл к мальчишкам, он без насмешки сказал:

— На твоём месте я бы поостерёгся теперь, чтобы она не зарезала тебя ночью.

Я промолчал, натягивая на левую руку крагу. Куртки на мне не было, на плечи поверх бригантины, надетой на летнюю кожу, был наброшен меховой плащ. Справа от меня Игорь Басаргин, положив палаш на баррикаду, задумчиво рассматривал блик на его лезвии. Потом искоса глянул на меня и вдруг сказал:

195