Путь в архипелаге - Страница 193

193

— Привет, Басс!

— Ребята! — заложило у меня ухо от отчаянного клича. — Олег вернулся! Ро-о-ось!!!

* * *

— Он умирает, — тихо сказала Радица и сделала шаг в сторону, давая мне дорогу. Широко посаженные карие глаза девушки смотрели скорбно, но в то же время изучающее, почти враждебно. — Пройди, он хочет говорить с тобой…

Я вытер лицо рукавом куртки. Как во сне скользнул взглядом по знакомым и незнакомым лицам, окружившим меня в колеблющемся свете костра. Блестело оружие, слышалось сорванное дыхание, пахло мокрой кожей, потом, сталь., кровью… Я ещё ни с кем не успел обняться, никому не успел пожать руку… И не до этого стало сейчас.

— Борис, — сказала Радица за моей спиной и всё-таки заплакала, оттолкнула меня и упала на колени возле закинутого пышной грудой шкур топчана.

На нём лежал тот самый темноволосый парень. (Я, кстати, почти не удивился, узнав, что он и есть Борис, здешний князь) Его кое-как перебинтовали (я узнал руку Ингрид), но разрубленные рёбра и лёгкое так просто не починишь, и расколотый череп — тоже. Тем не менее, Борис был в сознании и даже улыбнулся, увидев меня.

— Я так и подумал, что ты Олег, — он говорил по-болгарски, но я понимал без усилий. — Ещё я думал, как мы уживёмся вместе, когда Вадим сказал, что отправляется за тобой… — он трудно сглотнул, и я вдруг отчётливо понял, что он держится на этом свете каким-то запредельным усилием, на какой-то тоненькой ниточке… — Но вот видишь, уживаться нам не пришлось… — Борис закашлялся и выплюнул кровавый сгусток. Радица, продолжая всхлипывать, бросилась к нему с платком.

— Я не стремился к этому, — искренне сказал я, — и с радостью подчинялся бы тебе.

— Не придётся… — с трудом сказал Борис. — Я хотел сказать… теперь всё на тебе… и не бросай… моих, кто ещё остался…

— Клянусь, что они будут такими же «моими», как и мои старые друзья, — я сжал холодную сухую руку Бориса.

И понял, что он мёртв.

— Умер, — я поднялся на ноги и повернулся к остальным. Радица тихо плакала, лёжа лбом на плече мёртвого. — Теперь я — ваш князь.

Ответом мне было молчание. Не неприязненное, нет. Печальное, и я их понимал, поэтому просто обвёл всех взглядом, с облегчением убедившись, что «мои» все целы. Чертовски приятно было вновь видеть знакомые лица, хотя не хватало Сергея, Андрея…

Я правда этого не хотел.

Обведя всех взглядом ещё раз, я вздохнул:

— Мне бы хотелось познакомиться с теми, кого… кого я ещё не знаю. Не думаю, что вам много обо мне рассказывали — я вообще-то не собирался возвращаться, удрал в большом гневе, со всеми перессорившись. Но уверяю вас, что я человек довольно мерзкий: занудный, придирчивый, самоуверенный и упёртый…

— Это всё правда, — буркнул Басс, и я, заметив, что кое-кто слабо заулыбался, мысленно поставил себе «плюс» и продолжал:

— Конечно, это будет выглядеть очень официально и немного смешно… но я попрошу всех по очереди мне представиться. Радицу я уже знаю… — я ощутил сильное неудобство от того, что веду этот деловой разговор, стоя спиной к трупу хорошего, смелого парня, погибшего, чтобы спасти меня, Танюшку и Вадима… — я снова выдержал паузу и продолжил: — Я понимаю, что… В общем, я не хотел такой чести. И я готов её уступить любому из вас. Но если желающих нет… — я ещё раз примолк и молчал довольно долго, пока тёмно-русый синеглазый мальчишка, невысокий, но широкоплечий, не сказал вдруг:

— Видов… Видов Земич, я серб…

Черноволосый стройный парнишка со свежей раной на левом виске, зашитой, но не забинтованной, обнимавший медно-рыжую большеглазую девчонку, кивнул:

— Меня зовут Ясо, а она — Клео, мы греки.

— Иван Топлодольский, — представился черноглазый, но светловолосый худенький мальчишка моих лет, — я из Болгарии.

— Раде Рачацки, я македонец, — назвался высокий голубоглазый красавец с девичьим, нежным и смуглым лицом.

— Я Мило… — начал мальчишка, стоявший у входа, а тот, который стоял рядом с ним и был очень-очень похож, продолжил:

— …а я Боже, мы сербы и наша фамилия Бранкованы…

— Я Зорка Коржич, тоже из Сербии, — последней назвалась стройная высокая красавица.

— А где Ристо? Где Харт? — вклинился Вадим, оглядываясь, словно впервые.

— Они погибли на опушке, — сказала Ирка Сухоручкина. — Не добежали… И Саша, и Анте с Марицей, и Гинтис…

Вновь опустилась тишина. Ирка добавила:

— А Генчо убили уже здесь, во время штурма, — она кивнула в сторону, и я увидел у стены ранее незамеченное тело, закрытое шкурой.

— Вот как… — Вадим провёл рукой по глазам.

— Я не сказал ещё кое-что, — вновь вклинился я. — Я обращаюсь сейчас к своим старым друзьям. Вадим, Арнис, Игорь, Ольга, Андрей, Сергей, Джек, Лена, Наташка, Ирина, Ингрид, Вильма. Я хочу просить у вас прощенья, — обведя всех названных взглядом, я увидел, что они застыли, переглядываясь. — Я хочу просить у вас прощенья за то, что бросил вас. За то, что по моей вине ушли наши друзья. За то, что позволил сиюминутному раздражению говорить моим языком. Вот что я хотел сказать.

Тишина стала смущённой. Потом Басс сказал:

— Вообще-то, Олег… вообще-то мы тут всё время думали, что это мы виноваты…

— Но мы принимаем твои извинения, — добавила Ленка Власенкова. А Джек с усмешкой заключил:

— Если ты примешь наши.

* * *

— Их ещё не меньше сотни, — Раде повёл рукой в воздухе. Я искоса посмотрел на македонца; он ответил мне невозмутимо-холодноватым взглядом.

Для себя я уже составил мысленные портреты всех «своих новеньких». Видов Земич — немногословный, предпочитает делать, а не говорить, может быть — слегка ограниченный, но скорее — просто из молчунов… Ясо Сарагис — храбрый, романтичный, вспыльчивый, очень любит Клео… Клео Бальи — преданная, верная, буквально созданная для поддержки «своего» парня девчонка… Радица Милованич — «хозяйка», чем-то похожая на Ленку Власенкову, только сейчас долго ещё будет «отходить» от смерти Бориса… Иван Топлодольский — задумчивый, мечтательный, наверняка ему труднее остальных здесь… Братья Бранкованы — храбрые, гордые, какие-то средневеково-диковато-притягательные; Мило — поумнее, Боже — попроще… Зорка Коржич — настоящая принцесса, немногословная. Сильная духом и телом, решительная и ответственная, но такие часто бывают одиноки… А вот Раде… Вадим сказал, что его отец и мать — крупные функционеры Союза Коммунистов Югославии (македонского отделения) Раде, правда, не выглядел избалованным сынком «деятелей». Но взгляд на мир у него, кажется, был циничным.

193