Путь в архипелаге - Страница 155

155

Пропой…
В городе мне жить — или на выселках?
Камнем лежать — или гореть звездой?
Звездой…

Солнце моё, взгляни на меня…
Моя ладонь превратилась
В кулак.
Но если есть порох — дай огня.
Вот так.

Кто пойдёт по следу одинокому?
Сильные да смелые головы сложили в поле
В бою.
Мало кто остался в трезвой памяти,
В здравом уме да с твёрдой рукой
В строю…
Где же ты, моя воля вольная?
С кем теперь ласковый рассвет встречаешь?
Ответь…
Хорошо с тобой, да плохо без тебя.
Головы да плечи терпеливые —
Под плеть…

* * *

Пламя костра казалось особенно ярким в ледяной зимней ночи. Оно весело выплясывало над большой грудой хвороста, от которой плыли сквозь лес волны запаха. Пахло жареным, чуть пригорелым мясом.

Этот запах сводил с ума и мучил меня куда больше, чем почти тридцатиградусный мороз. К морозу я последнее время притерпелся. Не привык — привыкнуть к нему нельзя. Притерпелся.

Деревья стояли мёртво — колоннами неведомого храма, в котором служат для злого божества стужи. Безжизненным кружевным плетением чёрного металла поблёскивали под луной заиндевелые ветви кустов подлеска. Я лежал в сугробе в пяти метрах от костра. Лежал уже третий час, держа дагу в левой руке.

Негров у костра было всего шестеро. Они жарили оленя и до этого наверняка сытно ели.

Я ел последний раз три дня назад…

…Последние месяцы были крайне неудачными. Просто фатально. А если считать невезением ещё и Крит — то нам не везло все полгода.

Мы высадились где-то в районе устья Сангонеры — на испанском берегу, южнее Валенсийского залива (нас несло всё-таки гораздо быстрее — на наше счастье! — и намного южнее, чем мы рассчитывали) Мы, не долго думая, двинулись вдоль побережья в сторону Гибралтара. Лаури, конечно, не отказал бы нам в зимовке, и мы собирались добраться до Скалы в середине октября.

Негры встретили нас буквально через день после начала движения, и мы вынуждены были резко повернуть на север, вглубь материка. После этого негры не отставали от нас две недели и потеряли только в Иберийских горах. Несмотря на то, что надвигалась настоящая осень, я увёл людей в Пиренеи, ещё дальше на север, намереваясь зазимовать там — на Пиренейском полуострове содержание негров на квадратный километр было неожиданно непереносимым.

Самым неприятным же было то, что мы всё-таки устроились на зимовку, во вполне уютной пещере и даже начали поспешно собирать запасы. Тут на нас вновь обрушились негры, заставляя уходить на север всё дальше и дальше.

В середине ноября мы переправились через Гаронну. Я надеялся, что тут не должно быть суровых зим — юг Франции! — но именно тогда ударил свирепый мороз. Потом повалил снег, мороз ослабел и, когда все леса засыпало чуть ли не на высоту двухэтажного дома, мороз ахнул вновь.

Мы никого не встречали. Казалось, мир вообще опустел, и в холодных, мёртвых лесах остались только мы — и негры. Охота была не просто плохой — отвратительной, эти ублюдки помимо всего прочего распугивали зверьё. Последний раз я ел (одно название) три дня назад, перед тем, как отправиться на охоту из нашего лагеря. Разошлись все мальчишки, поодиночке, чтобы прочесать больше площади.

Для себя я решил, что без добычи просто не вернусь. И вот этим — третьим — вечером я наткнулся на негров.

Их было шестеро. Дозор, или разведка… Они жарили добытого оленя. А я ждал. Ждал, потому что не был уверен, что справлюсь с ними шестью в том состоянии, в котором был сейчас. Олень должен жариться долго. Не будут же они ждать всё это время, уснут, оставив дежурного…

Но эти мрази не спали. О чём-то бесконечно трепались — и не спали. А олень, судя по всему, уже был готов.

Время от времени я шевелил пальцами ног. В общем и целом всё было неплохо, вот только части лица я не чувствовал. И пальцев левой руки — ими я держал дагу, и они были не в рукавице, а в перчатке — почти тоже не ощущал.

Никогда не думал, что может так хотеться есть… что даже уже не хочется, только слабость во всём теле. Если и у остальных так же — то каково девчонкам?!

Один из негров, привстав с груды хвороста, потыкал толлой в оленя, сказал что-то… «Сейчас будут жрать,» — подумал я.

И пополз к огню. Медленно и плавно — так, что смотрящим со стороны, да ещё и от огня, едва ли что-то будет видно, кроме снеговой черноты.

Шестеро. И олень. Олень. Олень.

Я оставил на снегу, отпихнув ногой, меховой плащ. Ну — давай, не подведи, ведь есть же в человеческом организме какие-то чёртовы резервы, не всё же я потратил на трёхдневные мотания по лесам…

Негр, сидевший чуть наискось, боком ко мне, как раз бросил взгляд в сторону — и онемел, окаменел. Вообще-то можно представить себе, что ему увиделось: выдвигающийся из морозной тьмы силуэт с белым лицом.

Закричать он не успел. Моя дага, легко пробив грязный меховой ворох на спине сидящего ко мне задом негра, вошла ему в бок до рукояти. Негр завалился назад, но я, успев выдернуть оружие, перекатился через плечо и ударил ногами в грудь ещё одного, а тому, который меня перовым увидел, длинным махом перерезал горло ниже кадыка.

Трое оставшихся успели вскочить одновременно со мной. Но из них у двоих между ними и мною был костёр. Я перехватил руку с ятаганом у того, который оказался ближе, почти танцевальным движением вышел ему за спину, ударом под колено сбил с ног и, вогнав дагу в затылок, молниеносно выдернул. Труп упал под ноги своим товарищам, один споткнулся, второй шарахнулся в сторону, и вот этого-то я достал — точно в левый глаз. Отскочил. Заметив движение сзади — это встал тот, которого я сбил ударом ног, — пропустил мимо удар топора, и негр сам сел боком на выставленную дагу.

155