Север хмыкнул. Он, конечно, спал с Кристиной и мысленно согласился с другом, но, будучи более сдержанным и воспитанным, тему не поддержал. Что, впрочем, не мешало Андрею её развивать:
— …а когда она первый раз мне в зад предложила, я прямо офигел, у меня даже не вставало сперва…
Мальчишки, спустившись на дно ложбины, обогнули росшие там понизу кусты — и…
…Первые негры стояли метрах в пяти от них — стояли и прислушивались, а дальше их были ещё десятки. По всему дну ложбины. Две или три секунды мальчишки смотрели на негров. Те тоже не двигались — очевидно, ожидая, что сейчас из-за кустов появятся ещё белые. Потом Север истошно вскрикнул и, молниеносным движением метнув нож, увязший точно в горле у первого негра, толкнул Андрея плечом назад:
— Бежим!
Они рванулись вверх по склону. Но верхним краем лощины уже хрустели, ломаясь, кусты — там мелькали султаны из перьев на масках, наперерез ломилась ещё одна группа!
— Беги один! — крикнул Север. — Туда беги! — он почти швырнул Андрея дальше по склону оврага. — Беги, я их задержу!
— Я тебя не брошу! — крикнул Андрей, хватаясь за меч над плечом. Север зарычал:
— Дурак! Наши же думают — тут никого! Беги же, всех погубишь!
И снова толкнул Андрея. Тот попятился. Потом — повернулся и побежал. Сразу — изо всех сил.
Так, тут — всё. Второй нож полетел в первого из бежавших поверху, и тот покатился вниз, пробил своим телом кусты, застрял там, словно какой-то манекен. Игорь прыжком выскочил на край лощины. Со всех сторон — ближе, ближе — лезли озверелые рожи или страшные маски. За Андреем не бежал никто — вот и хорошо…
Всё? Кажется — всё. Значит, вот как это… А где же страх? Где вся жизнь, промелькнувшая перед глазами?
«Прощай, Кристина,» — подумал он, выхватывая шпагу и дагу — они послушно, с радостным гудением, описали в сильных руках зло свистящие «восьмёрки».
Но он, наверное, всё-таки ещё не верил в смерть, отталкивал её всей силой своего недолгого существования, всем своим крепким, живым мальчишеским телом, всей жаждой жизни — когда, не дожидаясь броска негров, сам прыгнул вперёд.
И успел подумать ещё, что Андрей теперь точно успеет, и всё будет хорошо…
…Его убили только через полчаса, брошенными в спину толлами — после того, как отчаялись свалить в рукопашной.
Каждому хочется жить. Но бывает, поверь —
Жизнь отдают, изумиться забыв дешевизне.
В безднах души просыпается зверь.
Тёмный убийца. И помыслов нету о жизни.
Гибель стояла в бою у тебя за плечом.
Ты не боялся её. И судьбу не просил ни о чём.
Что нам до смерти, коль служит порукою честь —
Та, что рубиться заставит и мёртвые руки!
Что нам до ада и мук, если есть
Ради кого принимать даже адские муки?
Тех, кто сражался, в бою не гадал, что почём —
Боги, бывает, хранят. И своим защищают мечом.
Кончится бой — и тогда только время найдёшь
Каждому голосу жизни, как чуду, дивиться.
Тихо баюкает дерево дождь…
Звонко поёт, окликая подругу, синица…
Вешнее солнце капель пробудило лучом…
Павших друзей помяни — и живи.
И не плачь ни о чём.
Жалобно выли раненые. Их было около десятка, и почти все уже не бойцы. Убитых было девятнадцать — их порубленные и поколотые тела лежали на краю лощины и на склоне, застряв тут и там в кустах. Землю пропитала лениво льющаяся кровь. Валялось изломанное оружие, рассечённые щиты и маски.
Убитого белого оставили там, где он упал — около большого дерева, к которому он хотел, но не успел прижаться спиной: в ней сейчас торчали пять толл. Упал он только после пятой, последней. Кто-то принёс и бросил рядом левую руку белого с зажатым в ней кинжалом — её удачно отрубили ещё в середине схватки. Выдернуть чёрную от крови шпагу из правой руки не удалось вообще.
Отталкивая друг друга, сопя и скрежеща гортанно, негры отрубили убитому голову и насадили её на грубо оструганный кол. открытыми глазами, из которых уже ушла жизнь, Игорь Северцев по прозвищу Север смотрел на то, как, то и дело схватываясь, негры делили его тело, тут же пожирая сырые куски мяса. Потом вставили шпагу, отрубив на державшей её руке пальцы, в расщелину камня и начали ломать, сгибая клинок в дугу, но он каждый раз распрямлялся с коротким злым гулом.
Навалившись втроём, его переломили, и сталь лопнула с плачущим звуком. Обломок, выскочив из расщелины, вонзился в горло одному из негров, и тот, захлёбываясь кровью, покатился на дно оврага…
Двадцатый.
Первые несколько минут Андрей вообще ничего не мог сказать — только хватал ртом воздух и не мог даже проглотить воду, которую лили ему в рот перепуганные девчонки. Он был чёрный от усталости, глаза ввалились, а волосы склеила выступившая из пота соль. Лишь потом, явно испытывая физическую боль, он прохрипел чужим, хрустким голосом:
— Негры… много… Я бежал всю ночь… опередил… на час… пришлось петлять…
На секунду воцарилось испуганное молчание. Потом в него врезался крик Кристины:
— Где Игорь?!
Андрей измученно махнул рукой (Олька всё ещё пыталась его чем-то напоить и просила, чтобы он не глотал, а полоскал рот и сплёвывал) и ответил уже более нормально:
— Он остался там, прикрывать. Без него я бы не ушёл.
— Сколько негров? — быстро спросил я. Сейчас я не мог позволить себе ничего личного. Я был князем, за которым стояли три десятка человек. — Мы сможем отсидеться?
— Нет, нет, — Андрей помотал головой. — Их тысячи, они идут с юга острова, чешут тут всё, как расчёской…