Но слова «Йожо Гарбо» на одном из последних исписанных листов я различил.
— Смотри, — Вадим пристроился чуть сбоку и отчеркнул ногтем абзац. Я вгляделся и медленно прочёл вслух:
— «…погиб наш командир Йожо Гарбо…» Значит, погиб, — я захлопнул блокнот и, подумав, протянул Вадиму: — На, держи. Спрячь в мешок. Если будем в Карпатах — скажем Юлии, что её брат не стал рабом… — и я добавил задумчиво: — А всё-таки их перебили негры…
Солнечный луч разбудил Танюшку. Не открывая глаз, она тихонько, но с наслаждением потянулась, негромко пискнула от удовольствия и открыла глаза.
Она лежала поближе к выходу — после того, как в пещере чуть ли не полдня горел чудовищный костёр, выжигавший сырость и запахи, там всё ещё было слишком душно. Олег спал рядом на левом боку, вытянувшись под одеялом, спрятав под него руки и пригнув голову к груди. Солнце очертило на загорелых скулах лучшего на свете мальчишки лёгкие ломаные полукружья тени от ресниц. Тени дрожали — Олегу снился сон. Танюшка прислушалась, улавливая тихое, ровное дыхание — дыхание здорового, сильного парнишки.
Она почувствовала, что на глаза навернулись слёзы — сами собой. Неужели его убьют? Вот просто возьмут и убьют, и всё…
Она чуть повернула голову. За кустами перед пещерой сидели, обнявшись, Колька с Валюшкой Северцевой. «Часовой,» — усмехнулась Танюшка и представила себе Олега — нагишом, стоящего перед нею с опущенными руками — как он закусывает губу и тихо, беспомощно как-то выдыхает, когда касаешься его там… как сглатывает… как его тело отзывается на ласки…
Вернувшись взглядом к Олегу, она увидела, что мальчишка смотрит на неё внимательными весёлыми глазами — как будто подсмотрел мысли.
— Ну что? — спросил он негромко. — Встаём?..
… - Хорошее место для зимовки, — отметил Сергей (он так и остался Сергеем, а вот Серёжку Лукьяненко всё чаще и чаще называли просто Серым). Посмотрел на меня искоса: — Ты ведь зимовать здесь решил?
— Решил, — кивнул я. — Только сначала хочу убедиться, что негров нет поблизости… и в отдалении тоже. Пойдёшь на юг в разведку?
— Пойду, — пожал он плечами, — почему нет?
Мы неспешно шагали вдоль ручья, посматривая кругом. В ручье шныряла туда-сюда крупная форель.
— Как у тебя с Ленкой? — поинтересовался я. Сергей выставил большой палец, подмигнул. И вдруг посерьёзнел:
— Знаешь, — тихо сказал он, — мне недавно приснился такой странный сон… Рубленый дом, большой такой зал, горят факелы, огонь ещё горит — в очаге, посреди зала… Я сижу в кресле, Ленка рядом со мной, кругом ещё какие-то люди сидят на лавках вдоль стен… И ты стоишь у огня и что-то говоришь. Я не помню, что, — Сергей запнулся, — но мне во сне было плохо. Словно я предал кого-то…
— Сны, сны, — усмехнулся я. — Сны нам снятся разные… Посмотри лучше, как красиво!
— Красиво, — согласился Сергей. Но тут же вновь озаботился: — Вадим-то ходит, как Каменный Гость… Вот Наташка с-с… — но он всё-таки удержался.
— Наташка, — повторил я. — Ни при чём тут Наташка. И Вадим ни при чём, и даже Франсуа ни при чём… Это просто жизнь такая. Сложная.
— Сложная… — эхом откликнулся Сергей. — А если бы… Танюшка?
Я посмотрел на него внимательно и тяжело. Но Сергей не отвёл глаз:
— Это жизнь такая, — сказал он, и мне почудилась в его голосе насмешка. — Она нравится Джеку, ты знаешь?
— Да, — ответил я. Вот тут Сергей удивился — до выпучивания глаз:
— Да-а-а?!. Ну ты силён, братишка… Или так уверен в своей неотразимости?
— Я уверен в Танюшке, — тихо сказал я. — Понимаешь — в Танюшке… Больше, чем в себе, в тебе и во всём остальном вплоть до того, что Земля круглая.
— А что если она здесь плоская? — задумчиво, но как-то очень серьёзно спросил Сергей. — И солнце вращается вокруг неё?.. Это Серый рассказывал такую историю, вроде сказки. Про Солнечного Котёнка — он говорил, что хотел написать такую книжку… Ты что, не слышал?
— Спал, наверное, — вздохнул я. — А при чём тут котёнок?
— Он стал солнцем для одного мира… Долго рассказывать… А всё-таки точно, тут очень красиво… Смотри, козы!
Большое стадо горных коз цепочкой пробиралось повыше нас через редкие кусты по обрывистой тропинке. Краем глаза я увидел в руке Сергея метательный нож.
— Спорим? — шепнул он. — С одного броска.
— Спорим, — я достал из перевязи один из своих ножей. — С одного броска.
Посмотри как блестят бриллиантовые дороги
Послушай как хрустят бриллиантовые дороги
Смотри какие следы оставляют на них боги
Чтоб идти вслед за ними нужны золотые ноги
Чтобы вцепиться в стекло нужны алмазные когти
Горят над нами горят
Помрачая рассудок
Бриллиантовые дороги
В тёмное время суток
Посмотри как узки бриллиантовые дороги
Нас зажали в тиски бриллиантовые дороги
Чтобы видеть их свет мы пили горькие травы
Если в пропасть не пасть — всё равно помирать от отравы
На алмазных мостах через чёрные канавы
Парят над нами парят
Помрачая рассудок
Бриллиантовые дороги
В тёмное время суток
В дневном свете язычки костра, танцующие на сухих до звонкости дровах, были почти невидимы. Жареной козлятиной пахло на весь лагерь.
Мне перебивала аппетит Ленка Власенкова, зудевшая о предстоящей зиме. Спорить с ней было трудно — зима в самом деле предстояла, и готовиться было нужно, поэтому я слушал и кивал.