Путь в архипелаге - Страница 127

127

— Погибли в мае 85-го, — ответил я. — Они и ещё один… забыл, ирландец какой-то.

— Генри О'Нэйл, — определил Джек. — Скорее всего… Они вместе ходили… Значит, погибли. Ну что ж… А что ты мне хотел сказать?

— Джек, — напрямую начал я, — Таня — моя девушка. Только моя. И если она нужна тебе, то вставай и пойдём драться. Насмерть. Но даже если ты победишь — не факт, что она станет твоей после этого.

Англичанин довольно долго молчал. Потом тихо сказал, глядя в огонь:

— Я не буду причиной вашего разлада. Ты мне нравишься, князь. Слишком нравишься, чтобы портить тебе жизнь.

— Хорошо, — отсёк я. — Теперь вот ещё… Если вдруг случится так, что я не вернусь из этого похода… или ещё откуда-то… Вот тогда, Джек, не дай Танюшке остаться одной. И в первую очередь посмотри, чтобы она не вздумала уйти следом за мной. Ей может стукнуть в голову такое.

Вот на этот раз он удивился. Даже, пожалуй, обалдел. Уставился на меня, недоумённо моргая, потом наконец выговорил:

— Но послушай… почему просишь меня?! У тебя хорошие друзья…

— Хорошие, — кивнул я. — Но они должны думать и о себе. И о своих девчонках. А ты сможешь думать только о ней.

Джек помедлил. Достал из ножен меч и поднялся. Постоял. Я наблюдал за ним снизу вверх. Джек медленно опустился на колено и протянул мне бастард, держа его на ладонях обеих рук и глядя мне прямо в глаза:

— Клянусь, — отчётливо произнёс он, — пока я жив — я буду твоей девушке надёжным щитом и другом. Только другом, князь.

Я коснулся его меча. Джек поймал им лежащие ножны, вбросил в них оружие и сел.

— Принц Чарльз — какой он был? — поинтересовался я. Джек снова немного удивился, но ответил охотно:

— Да каким… Храбрым. Скрытным. И никогда никому ничего не прощал. Он был хорошим вождём и… королём. Вот и всё. Друзей у него не было. Вождю трудно иметь друзей.

— Да, трудно, — задумчиво согласился я. И, поднявшись, собираясь идти спать, убеждённо повторил: — Очень трудно, Джек.

* * *

Утром, ещё до того, как мы проснулись, неожиданно прошёл весенний дождь — бурный, шумный и короткий. Я слышал сквозь сон, как он лупит по камням и листве, шумит по скальному карнизу над входом. Потом кто-то спросил по-французски (а я понял сквозь сон): «Кончился?» — и чьё-то утвердительное бормотание.

Вставать я не спешил — наслаждался балдёжным состоянием, этими негромкими разговорами, дыханием Танюшки рядом. Кстати, подумал я, а у нас уже все спят рядом со своими девчонками… а Щусь с Саней?

Утренний покой накрылся никелированным тазиком. Я сел, тем же движением подогнув ноги.

Да, Щусь спал возле Сани. Само по себе это не выглядело чем-то странным (вон и Олег Фирсов с Бассом валяются рядом, перепутавшись ногами и руками). Если не знать, что к чему.

Я мысленно даже не сплюнул — смачно харкнул. И потянулся за туфлями.

* * *

Сколько раз я это видел — в кино, когда солдат уходит на фронт, прощается с девушкой, и это прощанье длится, длится, и ни он, ни она не могут найти в себе силы его оборвать.

Меня всегда раздражали эти куски фильмов, потому что — по моему мнению — они мешали воспринимать течение событий. А оказывается, что я просто-напросто был дурак и не лечился, потому что уже десять минут стоял, держа ладони Танюшки в своих, сжав их перед грудью.

И не мог уйти.

Тёплое место — но улицы ждут
Отпечатков наших ног.
Звёздная пыль
на моих сапогах.
Мягкое кресло, клетчатый плед,
Ненажатый вовремя курок —
Солнечный день
в ослепительных снах!

Группа крови
на рукаве,
Мой порядковый номер
на рукаве!
Пожелай мне удачи в бою,
Пожелай мне
Не остаться в этой траве,
Не остаться в этой траве…
Пожелай мне удачи в бою,
Пожелай мне
удачи.

Есть чем платить — но я не хочу
Победы любой ценой.
Я никому не хочу
ставить ногу на грудь.
Я хотел бы остаться с тобой.
Просто — остаться с тобой.
Но высокая в небе звезда
зовёт меня в путь!

— Я пошёл, — вздохнул я и, отпихнув локтем рукоять палаша, последний раз сжал ладони Танюшки и зашагал по тропинке вниз.

Я уходил не последним. Меня широкими шагами нагонял Север, придерживая на бедре шпагу, а ещё несколько человек — изо всех трёх отрядов — по-прежнему стояли возле пещеры с девчонками.

— С Кристинкой попрощался, — печально сказал он, подлаживаясь под мой шаг. — Плохо мне как-то, Олег.

— Угу, — буркнул я. Север вздохнул. Его тонкое (аристократическое) лицо стало задумчивым, он вдруг пропел негромко:

...

— Я пока ещё
живой…
Жизнь моя — как ветер,
Кто там меня встретит,
На пути домой…

— Не замечал за тобой страсти к русским народным песням, — удивился я.

— Я за собой её тоже не замечал… Однако вот. Что-то другое не поётся, — пожал он плечами под своей кожанкой.

— Угу… — повторил я. — Как там у тебя? — я помедлил и напел, как всегда, фальшивя:

...

— Жизнь моя — как ветер,
Кто там меня встретит,
На пути домой…

Оглянувшись, я увидел, что Танюшка стоит с поднятой рукой на верху тропы.

Прямо в пронзительно-голубом небе.

* * *

До вечернего привала оставалось не так уж много, и мы с Сергеем пристально посматривали по сторонам, выглядывая место для бивака среди всей этой сумасшедшей зелени. Под вечер в головной дозор я напросился сам — все устали, а у князя есть интересное право: в таких случаях брать самое трудное на себя. Сергей пошёл со мной, потому что знал эти места по зимнему рейду. А ещё потому, что он был мой друг.

127